Она тряхнула головой и усмехнулась. Вообще-то этот дурацкий манекен выглядит довольно смешно… Если не сохранять чувство юмора, особенно в таких обстоятельствах, как эти, то можно просто сойти с ума.
Сигнализация выключилась, и в магазине везде загорелся свет. Из здания вышел молоденький патрульный офицер Джеймс Болдуин и, подойдя к ней, сказал:
— Ник считает, что можно войти внутрь, но в самом магазине нельзя ничего трогать.
Марджи вошла в помещение, окинула все беглым взглядом и подошла к Нику. Он деловито сказал:
— Только что звонил хозяин дома, Чарльз Бивербрук. Завтра с утра пораньше он пришлет в магазин агента по страхованию… Касса была закрыта, и, похоже, к ней никто не прикасался. Но ты можешь проверить ее.
— Я ничего не оставляю в ней на ночь.
— Запасный выход и дверь на твою лестницу тоже были закрыты, так что вряд ли кто-нибудь вообще входил в здание. И, тем не менее, нам придется, как принято в таких случаях, снова взять пыль для возможного обнаружения отпечатков пальцев.
— Но ведь ваш сотрудник уже приходил сегодня после обеда, и после этого мы выставили в витрине новый пеньюар. Какой смысл… Скорее всего, преступник тот же самый. Какой-то пеньюарный маньяк… — На несколько секунд она замолчала. — Значит, на текущий момент исчезло уже четыре накидки. Сдается, что кто-то ударил по стеклу бейсбольной битой. Почему-то мне сейчас пришла на память старуха, с которой мы не очень дружелюбно поговорили на днях как раз об этом кружевном комплекте.
— Я тоже подумал о ней. — Полицейский Райлэнд кивнул. — Кстати, если ты вдруг увидишь ее на улице, не вступай с ней в контакт. Можешь незаметно проследить, куда она пойдет, и дай мне знать.
— Хорошо, — согласилась она, хотя голос ее прозвучал довольно раздраженно.
Или испуганно? Марджи не хотелось признаваться, что она испугалась, даже себе самой.
Последний раз ее страшно напугали, когда ей был двадцать один год. Это тоже было связано с полицией. Тогда полицейский сообщил, что ее родители погибли в автокатастрофе. С ней были четыре брата, все младше ее; в шоке они уставились на нее и ждали, когда и как она их успокоит. Успокоить их она не могла ничем, кроме хрустящего картофеля и двухпроцентного молока, которое автоматически наливала и подавала им стакан за стаканом.
Марджи тогда совсем растерялась. Прошло два дня в ожидании помощи и поддержки от тетушки Ирмы и дяди Элджера из Уэст-Шокана. Но все было напрасно. Никак не откликнулся на ее телеграмму и кузен Комин из Стратфорда-он-Эйвен; впрочем, все знали, что он давно уже ушел в хронический запой.
Похороны она организовала, но как жить дальше?
У нее оставалась одна надежда, совершенно фантастическая, — любой мужчина, но, желательно, конечно, рыцарь на белом коне, не слишком старый, с могучими плечами и глубокими карманами.
На похороны родителей приехали несколько родственников. Рыцаря на белом коне не было. Не явился ни один рыцарь даже без коня. По окончании церемонии все родственники быстро разъехались. Все сочли, что двадцать один год — это уже зрелый возраст, и она может решать свои жизненные проблемы без посторонней помощи. В том числе проблемы собственных братьев. Это были последние слова ближайших родственников, запавшие ей в душу.
Поэтому ей пришлось поступить так, как вынуждали обстоятельства. Она бросила колледж и перестала посещать по пятницам бары с подружками-однокурсницами. Затем устроилась работать на местную фабрику. Работа была до жути тусклой, но давала полную медицинскую страховку, включая стоматологическую. Постепенно она продвигалась по службе и вскоре смогла обеспечивать едой и одеждой не только себя, но и четырех братьев, которые окончили школу, а потом и колледж.
После того ночного телефонного звонка из полиции девять лет назад она уже никогда не признавалась себе, что чего-то боится. Нет, ничто не страшило ее и сейчас, когда она оказалась перед разбитой витриной своего магазина. Не страшило, потому что ей теперь хорошо было известно: на улице все равно не встретишь рыцарей, готовых прийти на помощь женщине, попавшей в беду. Так что надо как-то выбираться самой. А это совершенно не оставляет времени и сил для уныния и отчаяния.
Марджи тяжело вздохнула и, повернувшись к Нику, сказала:
— Надо что-то предпринять немедленно. Например, можно чем-то заткнуть витрину.
— Согласен. Я уже позвонил своему приятелю, и он обещал привезти кое-какие материалы, чтобы заделать дыру.
— В принципе, я никогда не доверяю посторонним. Всегда стараюсь улаживать все проблемы сама.
— Не сомневаюсь. Но на этот раз, мне кажется, тебе не мешает воспользоваться хотя бы самой простой помощью. Вряд ли ты сможешь в одиночку заделать витрину, — заметил он и направился к двери.
Марджи последовала за ним. Вдруг он остановился, и она мгновенно и непроизвольно обхватила его сзади, успев лишь сказать:
— Я очень признательна тебе, но…
Ник подхватил ее одной рукой за талию, а другой под локоть, чтобы она не упала, и их тела соприкоснулись. Она почувствовала, как всю ее будто пронзило током. Он повернул ее к себе, чтобы их лица встретились, и ее ищущий взгляд тотчас утонул в темно-зеленом омуте его глаз. С трудом освободившись от его объятий, она прокашлялась и сказала:
— Знаешь, в чулане у меня есть молоток и гвозди. Думаю, они могут пригодиться. У меня также есть великолепная дрель.
— Отлично. Мы с другом воспользуемся твоими инструментами, а тебе лучше отправиться ночевать к кому-нибудь из родных или знакомых. Причем, не откладывая.