Не удивительно, что по мере профессионального роста у него рос и личный капитал. Ник создавал свое богатство, скупая небольшими, но регулярными дозами акции, боны и недвижимость. Вскоре у него был гараж с двумя роскошными автомобилями и пентхаус с видом на Гайд-парк. Кроме того, он приобрел за баснословную сумму виллу под Батом. И взял в жены высокую и гибкую, как ива, женщину, имевшую ученую степень по искусствоведению и обладавшую невероятными способностями тратить деньги.
Что ж, для паренька из Шеффилда это был далеко не самый жалкий жребий.
Проблема была в одном: Ник был так занят зарабатыванием денег, что почти не жил в своей квартире, почти не приезжал на виллу и почти не виделся с женой. А когда гибкая, как ива, женщина развелась с ним, оставив за собой квартиру и летний особняк под Батом, а также тибетского терьера, о котором он даже не знал, Ник вдруг подумал, что все это могло бы украсить его жизнь. Но было уже поздно. Он вдруг потерял интерес к делам и впал в необъяснимую апатию.
Вскоре после бракоразводного процесса Ник случайно столкнулся на платформе лондонского метро с Гаем — оба поджидали одну и ту же электричку. Гай предложил бывшему однокашнику навестить его в Оксфорде, куда он вернулся после того, как родители-пенсионеры освободили ему старый фамильный дом, переехав на остров Мэн, где был мягче климат и лучше игралось в гольф.
Нику вспомнились добрые времена, которые они проводили вместе, когда учились в Оксфордском университете, и он, что называется, поймал друга на слове — принял его предложение переселиться к нему для постоянного проживания. Процветающий финансист Райлэнд покинул созданную им фирму и переехал в особняк к Уоллесу, скромно разместившись в шоферской квартире над гаражом. Свое новоселье он отмечал целый день, неспешно цедя пиво, купаясь в бассейне и играя с Гаем в теннис. Для Ника началась новая, вольготная жизнь.
Но вскоре праздное времяпрепровождение стало тяготить заядлого трудягу. Он стал было подумывать о том, чтобы устроиться на работу в местную инвестиционную фирму, однако потом отказался от этой мысли: ремесло делать деньги больше не прельщало его. К тому же денег у него уже было предостаточно, и он мог бы позволить себе заниматься ничегонеделанием до конца своих дней. При условии, что не наделает никаких глупостей. Маленькую глупость он все-таки допустил, по дешевке продав оба своих роскошных лимузина. Но это не вызвало в нем ни малейшего сожаления. Роскошь перестала его прельщать.
Огромный капитал Ника был рассредоточен кругленькими суммами в нескольких банках. И теперь, вместо того, чтобы к этим суммам добавлять новые нули, он решил заняться сокращением старых. Каждый день капиталист Райлэнд ходил качать мышцы в местный спортивный зал, посещал курсы исландского языка для взрослых, а перед сном часа по два читал поочередно полные собрания сочинений то Льва Толстого, то Джона Голсуорси. Но все это было лишь способом заполнить огромную нишу появившегося свободного времени.
И вдруг однажды в его голове сверкнула идея. Он столько лет заботился лишь о самом себе! А не пора ли теперь позаботиться и о других людях? И твердо решил: пора. Из львиной доли своего капитала он создал фонд и через посредство местной юридической конторы, во главе которой стояла семейная чета его друзей, стал анонимно помогать людям, нуждавшимся в поддержке. Чтобы расширить свой юридический кругозор, благотворитель Райлэнд поступил на государственные курсы по подготовке кадров для обеспечения правопорядка, успешно сдал выпускные экзамены и… был принят на службу в местную полицию. И эта новая работа ему очень нравилась.
Неторопливо потягивая виски с содовой, которое ему подала Джин, Ник чувствовал себя в кругу старых друзей свободно и комфортно.
— Кстати, Джин! — Ник вдруг шлепнул себя по лбу. — Ты заговорила о магазине дамского белья. А как насчет той вещички, которую ты купила в «Кружевах»?
— Какой такой вещички? — Гай подозрительно покосился на жену.
— О, Ник! — На лице Джин появилась гримаса недовольства. — Ты все испортил. Я оставила этот сюрприз на вечер, когда мы уже вернулись бы из «Чезаре».
Гай и Джин были завсегдатаями этой пиццерии, которую знал весь Оксфорд. Заведение славилось не только вкусной пиццей и крепким ирландским портером, но и интерьером пятидесятых годов — миниатюрными зеркальными плитками на опорных колоннах и розовой «фармайкой» на столиках. Многие мужчины заглядывали сюда выпить кружку-другую разливного пива и полюбоваться симпатичными официантками, которые носили длинные распущенные волосы и коротенькие фартучки и к тому же не проливали пиво и никогда не забывали прихватить кетчуп для жареного мяса.
— М-да… — Гай поднял бокал. — Джин, дорогая, твоя вещичка прямо-таки заинтриговала меня. — Он нежно погладил ее по щеке и добавил: — Ну что ж, друзья мои, давайте выпьем до дна и перейдем к ужину. Возражений нет? Ну и отлично.
Боксер, видимо, каким-то своим непостижимым собачьим нутром почуял, что скоро ему что-то перепадет со стола, и усердно завилял хвостом. А Джин так и просияла после первых слов Гая и, не отрывая от него глаз, сказала:
— Ведь ты же знаешь, милый, что твое пылкое нетерпение всегда возбуждало и возбуждает меня больше, чем нужно. — Повернувшись к Нику, она добавила: — Кстати, говоря о нетерпении, а точнее, об одном из синонимов этого слова — напряжении или, еще точнее, напряженности. Когда я была сегодня в магазине Марджи Мерано, мне показалось, будто там в самом воздухе витала какая-то напряженность.